История Нового времени: Успешные и безуспешные реформы французских королей
В XVIII веке Франция по праву считалась законодательницей мод, центром Просвещения и одной из богатейших стран Европы. Ее население росло, портовые города процветали от колониальной торговли, а французский язык был языком дипломатии и аристократии от Лиссабона до Санкт-Петербурга. На этом блистательном фоне особенно разительным казался один парадокс: чем богаче становилась страна, тем беднее становился ее король. Государственная казна была хронически пуста, долги росли как снежный ком, а любая попытка навести порядок в финансах наталкивалась на глухую стену сопротивления. История правления последних королей из династии Бурбонов, Людовика XV и Людовика XVI, — это драматическая повесть о борьбе за реформы, о блестящих министрах и слабовольных монархах, и о том, как эгоизм одного сословия может привести целое государство к катастрофе.
Блестящий фасад и прогнивший фундамент: загадка французской экономики
Чтобы понять, почему королю не хватало денег, нужно сначала осознать, откуда они в стране вообще брались. А брались они из бурно развивающейся экономики. С 1720-х по 1780-е годы Франция переживала настоящий экономический подъем.
Его локомотивом была колониальная торговля. Сотни кораблей курсировали по маршруту так называемого «атлантического треугольника». Из портов Нанта или Бордо они везли во французские фактории в Африке ткани, ром и оружие. Там этот товар обменивался на рабов, которых в нечеловеческих условиях перевозили через Атлантику на французские острова в Карибском море — Сан-Доминго, Мартинику, Гваделупу. На этих островах располагались огромные плантации сахарного тростника, кофе и хлопка. Продав рабов, капитаны загружали трюмы колониальными товарами и возвращались во Францию. Здесь сырье перерабатывалось на мануфактурах, превращаясь в сахар-рафинад, шоколад, ткани, а затем продавалось по всей Европе. Объемы этой торговли выросли за столетие в четыре раза, принося баснословные прибыли судовладельцам, купцам и банкирам.
Развивалась и промышленность в самой метрополии. Тяжелая индустрия, особенно металлургия, осваивала передовые английские технологии выплавки чугуна с использованием каменного угля. В 1780-е годы во Франции, одновременно с Англией, начали появляться первые паровые двигатели. Росло производство предметов роскоши, шелка, гобеленов, фарфора, которыми славилась Франция. Даже сельское хозяйство, традиционно консервативное, демонстрировало рост. Крупные дворянские хозяйства, работавшие на рынок, внедряли новые агрономические приемы, что позволило увеличить производство продовольствия на 40%.
Казалось бы, в такой процветающей стране у государства не должно быть проблем с деньгами. Но они были, и проблемы эти были огромны. Причина крылась в фундаменте французского общества — его архаичной, унаследованной от Средневековья сословной структуре и связанной с ней налоговой системе.
Все население делилось на три сословия. Первое — духовенство (около 130 тысяч человек). Второе — дворянство (около 350 тысяч человек). Третье — все остальные (более 28 миллионов человек), от крестьян и ремесленников до банкиров и адвокатов. Первые два сословия считались привилегированными. Считалось, что духовенство служит королю молитвой, дворянство — кровью на поле боя, а третье сословие — своим кошельком.
Главной привилегией была налоговая. Духовенство и дворянство были освобождены от уплаты тальи — основного прямого налога, который ложился всей своей тяжестью на третье сословие, в первую очередь на крестьян. При этом именно первым двум сословиям принадлежала львиная доля земли — главного источника богатства той эпохи. Церковь владела примерно 10% всех земель, дворянство — около 25%. И все эти земли фактически не облагались налогом. Получалась абсурдная ситуация: самые богатые платили меньше всех, а самые бедные несли на себе все тяготы содержания государства.
Людовик XV и первые попытки штурма крепости привилегий
Большую часть века (с 1715 по 1774 год) Францией правил Людовик XV. В начале правления прозванный «Возлюбленным», к его концу он стал одним из самых непопулярных королей. Именно при нем финансовый кризис стал очевиден для всех. Разорительные войны, особенно Война за австрийское наследство (1740-1748), опустошили казну. В 1749 году один из министров короля предложил смелый план: ввести новый всесословный налог, так называемую «двадцатину» (vingtième). Каждый подданный, вне зависимости от происхождения, должен был отчислять в казну одну двадцатую часть (5%) своих доходов от земли, торговли и промышленности.
Это была настоящая революция. Впервые правительство осмелилось посягнуть на «священную» налоговую привилегию. Реакция последовала незамедлительно. Привилегированные сословия восприняли реформу не как экономическую меру, а как оскорбление, как подрыв основ общества. Они начали яростное сопротивление.
Возглавила эту борьбу не старая военная аристократия («дворянство шпаги»), а так называемое «дворянство мантии» — могущественная каста судейских чиновников, заседавших в парламентах. Важно понимать, что французские парламенты XVIII века — это не законодательные органы вроде английского. Это были высшие суды (всего их было 13, самый влиятельный — в Париже). Они обладали важнейшим правом: регистрацией королевских указов. Без их регистрации ни один закон не мог вступить в силу. Используя это право, а также «право ремонстрации» (то есть возражения королю), парламенты превратились в главный оплот аристократической оппозиции.
Выступая против «двадцатины», судьи хитро использовали язык Просвещения. Они заявляли, что защищают не свои кошельки, а «фундаментальные законы королевства» и «свободу нации» от «королевского деспотизма» и «тирании министров». Эта демагогия находила отклик в обществе, не понимавшем истинных мотивов судейской аристократии.
Первым дрогнуло духовенство. После двух лет упорной борьбы оно добилось для себя освобождения от уплаты «двадцатины». Принцип всесословности был нарушен, и реформа потеряла свой главный смысл. Это была первая крупная победа привилегированных и первое поражение короны.
Тем не менее, не все реформы проваливались. Сокрушительное поражение в Семилетней войне (1756-1763) показало всем, включая дворянство, что армия нуждается в модернизации. В 1760-е годы была успешно проведена военная реформа, которая значительно повысила боеспособность французских войск. Но одно дело — реформировать армию, где служили сами дворяне, и совсем другое — заставить их платить налоги.
Реформа Мопу: королевский «государственный переворот»
К концу 1760-х годов конфликт между королем и парламентами достиг точки кипения. Судьи блокировали любые финансовые инициативы правительства. Стало ясно, что без сокрушения этого оплота оппозиции никакие реформы невозможны. И тогда Людовик XV решился на радикальный шаг. Исполнителем его воли стал новый канцлер (министр юстиции) Рене Николя де Мопу.
Мопу был человеком решительным и прекрасно понимал, с кем имеет дело, так как сам долгое время возглавлял Парижский парламент. В 1770-1771 годах он осуществил то, что современники назвали «революцией Мопу» или «государственным переворотом». Королевским указом старые парламенты были распущены. Их члены, лишенные своих должностей (которые они когда-то купили за огромные деньги и передавали по наследству), были высланы из Парижа. Вместо них была создана новая система судов, где судьи назначались королем и получали жалованье от государства. Судопроизводство стало бесплатным и более быстрым.
Это был сокрушительный удар по «дворянству мантии». Король силой сломил сопротивление и расчистил путь для налоговой реформы. Сам Мопу с гордостью заявил: «Я выиграл для короля процесс, который длился триста лет. Но если он хочет его проиграть, это его право». Казалось, абсолютная монархия доказала свою силу. Но в 1774 году Людовик XV внезапно умер от оспы.
Людовик XVI: благие намерения и роковые ошибки
На престол взошел его 20-летний внук Людовик XVI. Это был добрый, благочестивый, но крайне нерешительный и слабовольный человек, совершенно не готовый к управлению страной в условиях жесточайшего кризиса. Желая начать свое правление с популярного шага, он совершил роковую ошибку. Поддавшись уговорам придворной аристократии, он отменил реформу Мопу и восстановил старые парламенты со всеми их правами. Враги реформ вернулись, еще более могущественные и уверенные в своей безнаказанности. Дверь для преобразований «сверху» захлопнулась.
Тем не менее, Людовик XVI искренне хотел улучшить жизнь своего народа. Он назначил на пост генерального контролера финансов одного из самых выдающихся людей эпохи — Жака Тюрго. Тюрго был не просто чиновником, а ученым-экономистом, другом просветителей и автором статей для знаменитой «Энциклопедии». У него была четкая программа: «Никаких банкротств, никаких новых налогов, никаких займов». Оздоровить финансы он собирался за счет строжайшей экономии и реформ, которые должны были «развязать руки» экономике.
Тюрго отменил внутренние таможни и ввел свободную торговлю зерном. По несчастному стечению обстоятельств, это совпало с неурожаем, что привело к резкому росту цен на хлеб и вызвало голодные бунты («мучную войну»). Но главным его проектом стала отмена средневековой дорожной повинности (corvée), по которой крестьяне были обязаны бесплатно работать на строительстве дорог. Вместо нее Тюрго предложил ввести единый поземельный налог, который должны были платить абсолютно все землевладельцы, включая дворян и духовенство.
Это было прямое посягательство на основы Старого порядка. Против Тюрго объединились все: придворные, чьи расходы он пытался урезать; финансисты, наживавшиеся на государственной системе; духовенство и, конечно, восстановленные парламенты. Они развернули против министра настоящую травлю. Слабый король не выдержал давления. В 1776 году, всего после двух лет работы, он отправил Тюрго в отставку. Уходя, министр сказал королю пророческие слова: «Никогда не забывайте, Сир, что именно слабость привела Карла I на плаху».
Путь к пропасти: от американской войны до созыва Генеральных штатов
Отставка Тюрго стала приговором для монархии. Последующие министры пытались латать дыры в бюджете с помощью новых займов. Ситуацию усугубило решение Франции поддержать американские колонии в их войне за независимость против Англии (1778-1783). С политической точки зрения это был реванш за Семилетнюю войну, но с финансовой — катастрофа. Война обошлась казне более чем в миллиард ливров. Долг достиг астрономических размеров, и к 1786 году государство тратило половину своего бюджета только на выплату процентов по займам. Страна была на грани банкротства.
Правительство предприняло последнюю отчаянную попытку. В 1787 году новый министр финансов Шарль де Калонн предложил план, во многом повторявший идеи Тюрго: введение всеобщего поземельного налога. Понимая, что парламенты его никогда не одобрят, король созвал «собрание нотаблей» — приглашенных им лично самых знатных аристократов и священников. Расчет был на то, что назначенные королем люди проявят лояльность. Но расчет не оправдался. Нотабли, защищая свои привилегии, отказались утверждать реформу, заявив, что вводить новые налоги может лишь один орган — Генеральные штаты, представляющие всю нацию.
Провал собрания нотаблей стал последней каплей. По всей стране начались волнения, инспирируемые парламентами. Летом 1788 года в Гренобле попытка властей разогнать местный парламент привела к восстанию горожан, которые забрасывали солдат черепицей с крыш («День черепиц»). Политический кризис усугубился экономическим: два неурожайных года подряд привели к голоду и безработице.
Правительство было парализовано. Казна была пуста. Платить по долгам было нечем. В августе 1788 года Людовик XVI был вынужден уступить всеобщему требованию и объявить о созыве на 1 мая 1789 года Генеральных штатов, которые не собирались во Франции с 1615 года.
Это решение было актом отчаяния и фактически признанием собственного бессилия. Абсолютная монархия, не сумевшая реформировать саму себя, не справившаяся с эгоизмом собственной аристократии, передавала свою судьбу в руки представителей нации. Последний шанс был упущен. До начала Великой французской революции оставалось меньше года.